В третью стражу [СИ] - И Намор

    -...большой шишкой он там не был, но... — продолжал между тем Олег.

    — Постой! — Снова вклинилась в разговор Ольга. — Альвенслебен, это тот, который крутится вокруг Ауви[234]?

    — Да. — Кивнул Олег.

    — А Ауви это принц Август? — Уточнил Степан.

    — Разумеется. — Как-то слишком надменно бросила Ольга.

    "Пожалуй, Олег прав, — поняла вдруг Таня. — Им не следует оставаться вместе слишком долго".

    Три мужика между собой ладили уже много лет, хотя большей частью на расстоянии. И они с Ольгой оставались подругами... Но, во-первых, теперь они оказались в ситуации "три плюс два", а во-вторых, их с Ольгой пара резко изменила свой характер. Раньше вела Таня, теперь же...

    "Да... Это уже и не Оля... Или не совсем Оля".

    — Ну, у тебя и знакомства, Цыц! — Покрутил головой Виктор.

    — А почему ты Олега Цыцем называешь? — Чисто на автомате спросила Таня.

    — А потому что очень на "ё... твою мать похоже"! — Хохотнул Виктор.

    — Что?! — Не поняла она.

    — Ты что, анекдота не знаешь? — Удивился Степан.

    — Нет...

    — Ну вот лет несколько назад, — грустно усмехнулся Степан и даже головой покачал. — Году в двадцать девятом, скажем, или тридцатом на нашей общей родине...

    — Н-да. — Крякнул Виктор и, закурив, уставился в безоблачное небо.

    — Создали в одной деревне колхоз. — Продолжил Степан, а Олег, который, наверняка, знал этот анекдот не хуже своих друзей, приложился между делом к фляжке. — И вот сидят, значит, вновь испеченные колхозники и решают, как им свой колхоз назвать. Идеи, как водится, есть. Одни предлагают назвать "Красным лаптем", другие – именем товарища Мичурина, — при этих словах Федорчук хмыкнул, нарушив свое философское созерцание небес. — А один старичок, — продолжил, как ни в чем не бывало, Степан. — Возьми и скажи: а давайте назовем колхоз именем Рабиндраната Тагора[235]! Все, разумеется, от такого предложения слегка обалдели, не говоря уже о том, что абсолютное большинство пахарей имени индийского гуманиста отродясь не слыхали. Однако инструктор райкома был дядька грамотный и, пережив первый шок, говорит. Ну, что ж, говорит, товарищ Тагор известный индийский патриот, но почему его именем надо колхоз называть? И был ему ответ: да уж очень на "Ё... твою мать" похоже!

    — Вообще-то это называется филибастер[236].

    Разумеется, это была La Aurora Dominicana, черная – oscuro[237], — толстая, но при том длинная и стройная – lonsdales[238], какие он обычно курил и какие настолько нравились Ольге своим запахом, что иногда – не на людях – она их курила вместе с Олегом.

    – ... это называется филибастер. — Олег улыбнулся, кивнул Степану, и, передав флягу Виктору, достал из кармана сигару. — Но меня с мысли не собьешь, — ухмылка, щелкает гильотинка, взгляд в сторону Тани.

    "Любовь... морковь... — Усмехнулась про себя Ольга, но именно про себя. — В себе, в душе, в уме... Я когда-нибудь перестану рефлексировать?"

    — Итак, — вспыхнула с шипением сигарная спичка, и Олег на мгновение замолчал, раскуривая свою доминиканскую "Аврору". — Гейдрих вытащил Баста из-под топора, но это не значит, что кое-кто не держит в своем сейфе что-нибудь любопытное на риттера фон Шаунбурга.

    — Например? — Степан был внешне спокоен, но сказать более определенно, был ли он, и в самом деле спокоен, и почему был неспокоен, если первое предположение не соответствовало действительности?

    — Например, в Бонне в свое время ходили слухи, что он гомосексуалист.

    — А ты?

    "Вот дура-то! — восхитилась Ольга, увидев, как взглянул на Таню Олег, и как та начала вдруг краснеть. — Сама подставляется... Блондинка".

    — Насколько я могу судить, — Олег уже взял себя в руки и говорил совершенно спокойно. — Себастиан был бисексуалом, но вторую ипостась своей сексуальности в жизнь ни разу не воплотил.

    — И? — Спросил Виктор.

    — Всегда стоит контролировать ситуацию. — Пыхнув сигарой, сказал Олег. — А расположение Гейдриха стоит укрепить, и ведь там еще мой старый приятель Шелленберг околачивается.

    — Ты знаком с Вальтером Шелленбергом? — Вот тут Степана проняло, так проняло.

    — Шелленберг в тридцать шестом еще никто и звать его никак. — Ольга осталась довольна реакцией друзей. Все-таки это замечательно иметь такую память, как у нее. Всегда есть повод и возможность утереть кое-кому нос.

    — Так и есть. — Кивнул Олег. — Пока он уступает мне по положению и степени доверия Гейдриха. Но пройдет немного времени, и...

    — Да, с таким типом следует дружить. — Согласился Степан.

    — Поедешь укреплять связи? — Виктор явно не считал, что это единственная цель поездки Олега и, разумеется, оказался прав. Ольга ведь тоже кое-что понимала и ситуацию просчитала верно.

    — Разумеется, нет, — покачал головой Олег. — Я думаю, что с Гейдрихом можно сыграть по-крупному. Он дал мне свободу действий, а теперь выяснится, что не зря. Я привезу ему "интимный" канал из Москвы...

    — И он разыграет этот канал, как разыграл в той действительности Тухачевского. — Сказала Ольга и достала из своего изящного портсигара длинную тонкую пахитосу[239] – ее новый фирменный бренд.

    — Возможно. — Сразу же согласился Олег. — Все возможно, но, возможно, так же, что имея информацию Штейнбрюка и наше собственное видение момента с послезнанием, можно в глазах Гейдриха и еще пару-другую очков заработать. Ну, а по поводу маршала... Можно ведь и подстраховаться. Пусть теперь будет не Тухачевский, а Ворошилов с Будённым.

    — И с какого бодуна? — Поднял бровь Степан.

    — Крестьянский вопрос. — Предположил Виктор.

    — И что?... — Не поняла Таня, а Ольга кивнула, соглашаясь с такой трактовкой, и добавила в полголоса:

    — Я бы добавила сюда еще и Тодорского с Куликом[240]...

    — И потом второй конец моста нам в любом случае нужен. — Продолжил свою мысль Олег, проигнорировав – случайно или намеренно – обе женские реплики. — Иначе канал влияния превратится в пустой звук, да и история, прошу заметить, на месте не стоит. В Судетах неспокойно...

    — Это еще мягко сказано. — Поддержал друга Виктор.

    В Судетах действительно было неспокойно.

    — Да, заварил ты кашу. — С уважительной улыбкой на губах согласился Степан.

    — Меня вело провидение. — Усмехнулся в ответ Олег, взглянув на Татьяну. — Ну кто мог знать, что судетские немцы на Германию бочку покатят, а убивать начнут чехов. Я, честно говоря, и не знал, что они на Австрию ориентируются, а Баст в тот момент, как под наркозом был. Тоже не помог.

    — Странно... — Ольге это действительно показалось странным, но с другой стороны...

    — Что тебе кажется странным? — По-видимому, уловив в ее реплике "подтекст", повернулся к ней Олег, а Таня...

    "А не задумалась ли, мадам, над тем, означает ли что-то мой тон и мой взгляд, кроме общей развращенности организма, и, если означает, то, что именно?"

    — Мне казалось, ты знаешь, как головой пользоваться.

    — Знаю, не знаю... А ты, ты собственно, о чем?

    Таню этот обмен маловразумительными репликами заинтересовал по-настоящему. Виктора, как ни странно, тоже. Во всяком случае, Ольге показалось сейчас, что Федорчука подтекст занимает не меньше, чем прямой смысл слов.

    — Чехословакия всего лишь часть бывшей империи. К кому же должны тяготеть судетские немцы, как не к австрийским братьям?

    — Ага. — Сказал Олег. Но, судя по всему, он об этом и в самом деле не подумал.

    — И если Генлейна убило Гестапо... — Добавил Виктор.

    — То, разумеется, из-за того, что он флиртовал с австрийцами. — Закончила его мысль Ольга. — А чехи знали, но не помешали...

    — Между прочим, чудный материал для аналитической статьи. — Кажется, Степан уже обдумывал содержание этой будущей статьи. Во всяком случае, голос его звучал несколько отстраненно. — О влиянии незамутнённого избыточной информацией идеализма на судьбы европейской политики. Какие параллели можно провести! От Гаврилы, нашего, Принципа до Себастьяна фон Шаунбурга. История добра с кулаками в картинках. Хм... — Степан осёкся, осознав, что зашёл со своей иронией несколько дальше, чем следует.

    — Надо Степу в Пулитцеры двигать, — Сказала Таня и тут же, похоже, пожалела о своей поспешности. Олег бросил на нее всего один короткий взгляд, но такой, что лучше бы, как говорится, обругал.

    — А что! — хмыкнул Степан. — Богатая идея! А то, кто я? Да я никто, да звать меня никак... — Съерничал он, и Ольга – даже будучи занята своими девичьими проблемами – уловила в его шутейной речи отголоски какого-то давнего или, напротив, совершенно недавнего разговора.